|
17.04.2008, 21:49 Эксперименты на людях: стоит ли отменять наказание за врачебную ошибку? Ведущая: Инна Карпушина. Гости: Сергей Ануфриев, исполнительный директор Ассоциации частных клиник Петербурга; Александр Балло, руководитель исследовательского центра “Независимая медико-юридическая экспертиза”. И. КАРПУШИНА: Дела о врачебных ошибках и неоказании помощи, оказывается, так редко доходят до суда, что в Государственной Думе возникла идея отменить часть соответствующей статьи Уголовного кодекса, в которой определяется наказание для специалиста, бездействие которого ухудшило состояние пациента, но не убило его. Таким образом, уже не де факто, а де юре ответственность за результаты лечения полностью ложится на самого пациента. Уже по закону врач её с ним разделить не сможет. Между тем, статистика утверждает, что 30% всех диагнозов в России ошибочны, а новости заполнены сообщениями об ампутированных конечностях и просто осложнениях в результате врачебной ошибки или несвоевременно оказанной помощи. Впрочем, российское законодательство не имеет определения понятия «врачебная ошибка». Статью за неоказание помощи могут сделать либеральной в отношении медицинских специалистов. Станет ли от этого хуже пациентам или нет, обсудим сегодня. К чему, на Ваш взгляд, приведёт смягчение закона? Сталкивались ли Вы с ошибками врачей? Звоните и рассказывайте по телефонам прямого эфира. Сообщения оставляйте на нашем сайте. Итак, в конце марта депутаты Государственной Думы Виктор Илюхин и Алексей Волков внесли в Государственную Думу поправки, благодаря которым врачей могут избавить от уголовной ответственности за неоказание помощи больному, повлекшее причинение вреда средней тяжести. Сейчас за такое частью 1 статьи 124 Уголовного кодекса РФ предусмотрен штраф в размере 40 тысяч рублей или исправительные работы на срок до 1 года. При сотнях тысяч пострадавших от врачей в год до уда доходят только те дела, которые получили широкий общественный резонанс или поддержку СМИ. Рискуя показаться кровожадными, мы всё-таки решили обсудить сегодня справедливость и своевременность этой законодательной инициативы. Если Вы можете поделиться личным опытом, звоните в студию и пишите на наш сайт. На наши и Ваши вопросы ответят Сергей Ануфриев, кандидат медицинских наук, исполнительный директор Ассоциации клиник Санкт-Петербурга, и Александр Балло, адвокат, кандидат медицинских наук, руководитель исследовательского центра «Независимая медико-юридическая экспертиза». Здравствуйте, Сергей Анатольевич. С. АНУФРИЕВ: Здравствуйте, уважаемые телезрители. Здравствуйте, Инна. И. КАРПУШИНА: Добрый вечер, Александр Михайлович. А. БАЛЛО: Здравствуйте. И. КАРПУШИНА: Сергей Анатольевич, первый вопрос – Вам. Как Вы считаете, это справедливые по отношению к пациентам поправки? С. АНУФРИЕВ: Абсолютно справедливо. История показала, что статья не работает. Есть сложности с доказыванием вины и причинно-следственной связи между неоказанием помощи и нанесением вреда средней тяжести для пациента. И. КАРПУШИНА: То есть, Вы считаете, что то обстоятельство, что закон просто не работает в силу объективных социальных причин – ну, не научились ещё – достаточный повод, чтобы от неё избавиться? С. АНУФРИЕВ: Абсолютно. Потому что нужно понимать, что помимо уголовной ответственности существуют другие виды ответственности. На них нужно акцентировать своё внимание и переносить акцент. И. КАРПУШИНА: Александр Михайлович, на Ваш взгляд профессиональный, кто должен нести ответственность за медицинское вмешательство в пациента, или наоборот, невмешательство? А. БАЛЛО: Ну, к сожалению, должен сказать, что в системе врач-пацинет, к сожалению, страдает всё-таки пациент. И. КАРПУШИНА: Мне тоже так казалось. А. БАЛЛО: И поэтому эта статья, изменение этой статьи – убирается первая часть 124-й статьи – мне кажется необоснованно. Я бы предложил другую редакцию, например, что без указания степени причинения вреда здоровью. Просто «причинение вреда здоровью». И. КАРПУШИНА: Нет, ну здесь, наверное, тоже страшно оказаться чрезмерно кровожадным, потому что есть разные по степени тяжести последствия. Нет? А. БАЛЛО: Последствия есть по степени тяжести разные. Но давайте вдумаемся, о ком идёт речь. Речь идёт о специальном субъекте права, о враче, человеке, который одел белый халат, который принял клятву врача, в соответствии со статьёй 60 Основ законодательства Российской Федерации и об охране здоровья граждан. И он должен сделать всё во имя и на благо здоровья пациента. Если доходит ситуация до противоположности своей, врач причиняет вред – я прошу прощения, тогда нужно вводить коррективы и в эту статью. Я имею в виду клятву врача. И убирать всю ответственность врача совсем. И. КАРПУШИНА: Вообще. То есть, за всё отвечает пациент. Он же болеет – он же и отвечает. А. БАЛЛО: Да, всегда виноват пациент. И. КАРПУШИНА: Сергей Анатольевич, я, может быть, повторю свою мысль. Но мне кажется абсурдной ситуация, когда вот на том основании, что закон просто не работает, мы его отменяем и тем самым усугубляем ситуацию, которая так сложилась. По данным, в частности, Центра медицинского права, каждый третий диагноз в России ставится неверно. От врачебных ошибок в России ежегодно погибают от 200 до 300 тысяч человек. И меня совершенно шокировавшая цифра: из 86 миллионов лабораторных анализов, которые в Петербурге проводятся ежегодно, тоже треть оказываются ошибочными. Так как же бороться-то? С. АНУФРИЕВ: Инна, я не согласен. Сегодня мы обсуждаем поправку к статье, которая отменяет – а Вы уже говорите дальше, о нарушении стандартов оказания медицинской помощи, о дефектах оказания медицинской помощи. Это уже следующая часть. Сейчас депутаты вносят одну поправку – отмена статьи за неоказание медицинской помощи. И. КАРПУШИНА: Снова вопрос о своевременности тогда возникает. В ситуации, когда оказание медицинской помощи в России далеко, мягко говоря, не то чтобы от идеала, а от каких-то среднеевропейских стандартов, мы, вместо того, чтобы направить свои усилия и исправить эту ситуацию, вырастить доверие пациента к медицине отечественной, мы снимаем ответственность с врача. В ситуации абсолютно неблагополучной. С. АНУФРИЕВ: Система здравоохранения находится в кризисе, все мы это понимаем. И не нужно думать, что здравоохранение опирается на Уголовный кодекс, и какие-то статьи являются регулирующими. Мы все знаем: ужесточение наказаний не приводит к улучшению системы. Мы знаем это по правилам дорожного движения: увеличение штрафов, наказаний, Уголовный кодекс в отношении других преступлений. И. КАРПУШИНА: Согласна. С. АНУФРИЕВ: То же самое с медициной. Чем жёстче мы введём статьи – это не значит, что будет лучше система здравоохранения. И. КАРПУШИНА: Ну, есть нюанс. Мы в этой ситуации не просим ужесточить пока, да? А мы удивляемся, зачем снимают и без того, на мой взгляд, мягкое наказание. Потому что, когда медсестра не выполняет просто протокол, в тот момент, когда она… С. АНУФРИЕВ: Статья не работает, и опыт наших последних 10 лет показал, что не было осужденных по этой статье. О чём это говорит? И. КАРПУШИНА: Александр Михайлович, почему люди не подают на врачей в суд, скажите пожалуйста. А. БАЛЛО: Ну, я с Вами не соглашусь. Последнее время, с изменением социально-экономической ситуации у нас в стране люди очень активно защищают свои права, подают претензии, обращаются в гражданский суд. Я скажу более того, последнее время, последние годы врачей привлекают к уголовной ответственности. И при этом не только условные сроки наказания, а реальные сроки наказания присуждают. Более того, я, например, знаю неоднократные, и не двукратные, и не трёхкратные случаи, когда в случае причинения вреда своим родственникам возбуждают уголовные дела врачи против врачей. И. КАРПУШИНА: Сами врачи против коллег? А. БАЛЛО: Да, сами врачи против коллег. И эти судебные случаи известны у нас в городе, люди были осуждены. Я имею в виду, врачи. И. КАРПУШИНА: Есть звонки, давайте послушаем. Алло, здравствуйте. Как Вас зовут? ЗВОНОК: Добрый вечер. Сергей Викторович. И. КАРПУШИНА: Ваш вопрос. ЗВОНОК: Ситуация такая. 2 год назад в больнице на Елизарова вместо диагноза «перелом шейки бедра» мне был поставлен диагноз «ушиб». В итоге через 3 месяца – произвольное сращение с вытекающими последствиями. И. КАРПУШИНА: А Вы могли ходить с переломом? ЗВОНОК: Нет, нет, естественно, нет. 3 месяца отлёживался. Совершенно случайно по другому поводу сделали рентген, поставили диагноз. В больнице дали липовую справочку с треугольной печатью, которой недостаточно ни для возбуждения уголовного дела, ни служебного расследования. Вот, в итоге я не могу обратиться ни в какие инстанции. И. КАРПУШИНА: Так, понятно, спасибо. Ну вот, наверное, не работает ещё и поэтому. Видите ли, какая ситуация. Очень обидно: врач заранее знает о тебе больше, чем ты сам. И он в ситуации, когда ты абсолютно беспомощен, по каким-то своим причинам не предпринимает жизненно важных для тебя решений. С. АНУФРИЕВ: Конечно, Инна. Существует информационная асимметрия, когда врач заведомо знает о пациенте больше, чем он сам, с точки зрения состояния здоровья. Но здесь у пациента есть очень много прав, которыми, к сожалению, наши пациенты не спешат воспользоваться. И. КАРПУШИНА: Хорошо. Чем нашему зрителю нужно было воспользоваться? И что ему нужно было сделать? С. АНУФРИЕВ: Ну, он в первую очередь имеет право на возмещение вреда и ущерба здоровью, он имел право потребовать судебно-медицинской экспертизы. И. КАРПУШИНА: Подождите. Вы можете по пунктам? Вот, значит, его выписали домой со справкой, что у него ушиб. Он 3 месяца лежал дома. Потом, собственно, когда у него там, видимо, всё срослось, если это возможно в принципе – Вы там как врач, подтвердите или опровергните, – уже поезд-то ушёл. С. АНУФРИЕВ: Абсолютно нет. Каждый человек, который живёт в Санкт-Петербурге и в Российской Федерации, имеет полис обязательного медицинского страхования. Если у пациента возникло подозрение, что ему оказали некачественную медицинскую помощь, или возникли дефекты медицинской помощи, он набирает указанный в полисе телефон страховой медицинской компании и говорит: «У меня есть жалобы, у меня есть претензия». И проводится расследование по этому эпизоду. Он не удовлетворён этим расследованием – он может прийти в независимый центр, провести экспертизу, и далее, в зависимости от решения, либо обращаться в суд на компенсацию нанесённого ущерба его здоровью, либо заключать мировое соглашение с больницей, если доказан вред. И. КАРПУШИНА: Александр Михайлович, в Вашей практики подобного рода действия приводили к удовлетворению морального вреда? А. БАЛЛО: Ну, что я могу сказать. Неоднократно. Я постоянно в этой области только и работаю. И если бы, наверное, положительной практики с точкой зрения пациентов не было бы, то и смысла работать бы не было. И. КАРПУШИНА: То есть, этот прозрачный путь – он абсолютно защищён от недобросовестных врачей, которые могут попытаться замести следы? А. БАЛЛО: Нет, я должен сказать, что это далеко не прозрачный путь. Сложностей очень много. Все «медицинские дела» так называемые относятся к категории сложных дел. И. КАРПУШИНА: Скажите, независимая медицинская экспертиза существует? С. АНУФРИЕВ: Да, конечно. И Александр Михайлович – как раз представитель такой экспертизы. С. БАЛЛО: Ну, что я могу сказать. Процессуально очень сложный вопрос. Ведь когда проводят какие-то независимые экспертизы, – а их можно провести – они являются одним из средств доказательства. Но в суде требуется проведение судебно-медицинских экспертиз процессуально. И вот здесь возникают огромные сложности у пациента, поскольку выражал я неоднократно неудовольствие этим, и не только я… И. КАРПУШИНА: Ну, я думаю, что в случае с нашим зрителем рентген, видимо, способен установить возраст этой костной мозоли, которая возникла на шейке бедра, и тем самым доказать свою правоту. А что вообще мы знаем о врачах, которые нас лечат? Кирилл Пищальников сегодня выяснял, чем руководствуются граждане, выбирая, к какому специалисту идти на приём. И. КАРПУШИНА: Спасибо Кириллу. Ну, согласитесь, что другого критерия у на и нет, кроме как спросить у знакомых. Диплом, действительно, не спрашиваем, хотя, может быть, и зря. Вдруг врач троечник был. С. АНУФРИЕВ: На самом деле, маленькая выборка была представлена здесь. Спрашивают доктора, просят предъявить сертификат, смотрят, действителен он или нет, действительно ли по той специальности, по которой принимает доктор, или нет. И. КАРПУШИНА: Ну, выборка была абсолютно случайной. С. АНУФРИЕВ: Абсолютно правильно. В Америке, например, существуют рейтинги медицинских учреждений, рейтинги клиник и врачей, где можно всё узнать о докторе. У нас, к сожалению, такого нет. И. КАРПУШИНА: То есть, там-то врачи, видимо, хранят свой рабочий диплом в кабинете. С. АНУФРИЕВ: И наши доктора иногда вешают это на стенки, иногда в шутку это называется «иконостас». И. КАРПУШИНА: Замечательно. И всё-таки, поскольку мы согласились, что выборка была случайной, и я убеждена, что люди в массе своей стесняются спросить у врача: «А чем ты можешь доказать, что можешь меня лечить?», может быть, Вы подскажете, чем надо руководствоваться при выборе специалиста? С. АНУФРИЕВ: Ну, конечно, надо посмотреть на наличие лицензии и приложения к ней на те виды медицинских услуг. Она должна висеть на видном месте в регистратуре, поэтому это доступно для каждого. И. КАРПУШИНА: Сергей Анатольевич, ну у всех врачей, который работают в зарегистрированных, вообще, работающих медицинских учреждениях, есть лицензия. С. АНУФРИЕВ: Вы знаете, я, и как специалист, и как пациент, и как человек, у которого тоже есть много знакомых, которые задают этот вопрос, могу сказать так: конечно же, это мнение своих друзей, знакомых, репутация клиники и мнение профессионалов, других врачей. Чаще мы попадаем к врачу-специалисту, если нас направляет наш семейный доктор, с которым мы долгое время общаемся, мы ему доверяем, его мнению, и спрашиваем, какой профессионал, на его взгляд, будет самым подходящим для лечения того или иной ситуации, патологии. И. КАРПУШИНА: Врачам не страшно раздавать такие рекомендации коллегам? С. АНУФРИЕВ: Нет, не страшно, главное, чтобы не за деньги. И. КАРПУШИНА: Ах, главное, чтобы не за деньги. Александр Михайлович, на Ваш взгляд, чем нужно руководствоваться при выборе врача? А. БАЛЛО: Ну, самый простой способ – это, конечно, спросить точку зрения профессионалов. Я прекрасно понимаю, что простой пациент не имеет такой возможности. Всё остальное – это чистая формалистика. Наличие лицензии, сертификата, опыт. Я, например, всегда крайне настороженно отношусь к молодым докторам, которые очень быстренько подскакивают, пальцы веером, как говорится, расставляют, и говорят, что «самый лучший специалист – это я». И. КАРПУШИНА: Ну, я думаю, что любой молодой специалист не избавлен от каких-то объективных огрех, это понятно. То есть, всё равно – сарафанное радио, да? А. БАЛЛО: Известно, что врач становится врачом годам к 40. Поэтому, естественно, седовласый врач должен, обязан больше знать – во всяко случае, практика у него, несомненно, больше, чем у молодого врача. Я ничуть не хочу бросить камень в молодых специалистов. И. КАРПУШИНА: То есть, к молодым не ходить. Понятно. И всё-таки, теперь вопрос специальный. Скажите, пожалуйста, кто должен контролировать качество медицинских услуг? С. АНУФРИЕВ: Есть несколько систем контроля. Прежде всего, если это государственное учреждение – это ведомственный контроль: Комитет по здравоохранению. Если это частное медицинское учреждение, то действует система внутреннего контроля – это главный врач, начмед, его заместитель, или Росздравнадзор, который может проводить плановые или внеплановые проверки. А также страховые компании по обязательному медицинскому страхованию и по добровольному, если у пациента есть полис. И. КАРПУШИНА: Очень формальную линейку Вы сейчас озвучили. Мы продолжим в ней разбираться после рекламы. И. КАРПУШИНА: В эфире «Петербургский час». Говорим об ответственности врача перед пациентом. Обсудим и чем врачебная ошибка отличается от халатности. Но прежде давайте примем звонки, их много достаточно. Алло, здравствуйте. Как Вас зовут? ЗВОНОК: Здравствуйте, меня зовут Наталья. И я бы хотела задать такой вопрос. И. КАРПУШИНА: Чуть громче, Наталья, будьте добры. ЗВОНОК: Я хотела бы такой вопрос задать. Дело в том, что я рожала и заразили моего ребёнка. Был закрытый суд с больницей и вина доказана. Но когда я уже обратилась в суд и наняла адвоката, в историю болезни уже исправили. А ребёнок на данный момент – инвалид детства и куча разных тяжёлых болезней. И. КАРПУШИНА: Вы считаете, что в результате вот этого случая он стал инвалидом? ЗВОНОК: Да. Потому что, когда забрали в реанимацию, в Раухфуса, у нас был сепсис последней степени. У меня ребёнок был при смерти. Его еле спасли. И. КАРПУШИНА: И Вы обратились за компенсацией, правильно я Вас поняла? ЗВОНОК: Да, я хотела наказать роддом. Вина была доказана, то что в роддоме занесли инфекцию. Но дело в том, что история болезни уже исправлена. И. КАРПУШИНА: Понятно, спасибо. А такое вообще может быть, если суд выносил определение, руководствуясь документами определёнными. А после того, как решение вступило в силу, его документы оказались исправленными. Такое вообще может быть? С. АНУФРИЕВ: Суд рассматривал первичную документацию, то есть копии первичной документации. Поэтому вряд ли она была заменена, потому что это уже должностное преступление. Это следующая статья Уголовного кодекса. И. КАРПУШИНА: Хорошо. А что делать Наталье у этой ситуации? С. АНУФРИЕВ: Безусловно, добиваться истины путём проведения экспертиз. И. КАРПУШИНА: А можно доказать, что в результате вот… С. АНУФРИНЕВ: Ещё раз говорю, что все наши телезрители должны знать: у них есть дома бумага под названием «Полис обязательного медицинского страхования». На обороте написан номер телефона страховой компании, которая обязана защищать наши права. Обязана в таких ситуациях выделять эксперта, анализировать ситуацию, и выносить на суд или на мировое соглашение. И. КАРПУШИНА: Ну вот Наталье сейчас в этой ситуации что посоветуете? Обращаться снова в суд или обратиться в страховую компанию? С. АНУФРИЕВ: Конечно, обратиться в страховую компанию. И. КАРПУШИНА: В страховую компанию? С. АНУФРИЕВ: Да, набрать номер телефона, и дальше эксперты возьмут это дело в обработку. И. КАРПУШИНА: Александр Михайлович, а на что может Наталья рассчитывать? А. БАЛЛО: Ну, рассчитывать она может на компенсацию тех расходов, которые понесла при приобретении лекарственных средств, оплаты специалистов… И. КАРПУШИНА: Ей же, небось, сохранить надо было чеки? А. БАЛЛО: Да, естественно. В суде всё нужно доказать. И. КАРПУШИНА: Ужас какой. А. БАЛЛО: Доказать. Потому что входящему в суд задают вопрос: «Вы кто?» – «Петров». – «Паспорт». И. КАРПУШИНА: Я сомневаюсь, что мать в ситуации, когда у неё так тяжело болен ребёнок, озабочена тем, чтобы сохранить все чеки. А. БАЛЛО: Значит, имущественные расходы не доказать. Остаётся компенсация морального вреда. И. КАРПУШИНА: Какой величины может быть эта компенсация? А. БАЛЛО: Ну вот, по сложившейся практике сейчас у нас в Питере достигает компенсация морального вреда вследствие ненадлежащего оказания медицинской помощи до 1,5 миллионов. Ну, в особо тяжёлых случаях, при последствиях, возможно, смерти, то есть, случаи, конечно, равнять нельзя. И. КАРПУШИНА: Да, потому что очень расплывчатая, размытая формулировка – «ненадлежащее оказание помощи». Ребёнок – инвалид навсегда. А. БАЛЛО: Я могу сказать, что на уровне 2000 года размер компенсации морального вреда за ненадлежащее качество медицинской помощи составляла тысячу рублей, потом 5 тысяч… И. КАРПУШИНА: Ну, понятно. А. БАЛЛО: То сейчас, всё-таки, прогресс очевидный. И. КАРПУШИНА: Есть ещё звонок. Алло, здравствуйте, как Вас зовут? ЗВОНОК: Марина. Я сама – доктор. И. КАРПУШИНА: Ваш вопрос, Марина. ЗВОНОК: Я хочу защитить немножко, наверное, своих коллег. И. КАРПУШИНА: Попробуйте. ЗВОНОК: Дело всё в том, что понятие врачебной ошибки – это очень тонкая вещь. Это надо доказать, действительно. Я Вас уверяю, что ни один доктор ничего не делает специально. Есть понятие «человеческий фактор» – это раз. У меня только одна просьба к людям, слышащим эту передачу: если Вас что-то не устраивает, если Вы понимаете, что с Ваши ребёнком что-то не так, обратитесь к другому доктору. Любого доктора пустят в родильный дом, я Вас уверяю. У нас сейчас нет проблем привести другого специалиста. Если у Вас болит 3 месяца нога после ушиба – сходите, повторите снимок, сделайте томограф, будьте более настойчивы. Потому что когда Вам плохо делают машину – Вы меняете слесаря. У нас странные люди. Понимаете, они думают, что надо быть как-то… Надо уметь самих себя защитить. И. КАРПУШИНА: Они доверчивые, это правда. ЗВОНОК: Это неправильно. Доверие в данном случае не очень нужно. У нас институты выпускают 5 тысяч специалистов каждый год, и не все они идеальны. Но надо как-то защищать своё нормальное, адекватное отношение к жизни. Если это Ваш ребёнок, ему плохо – что сидеть и ждать? Это единственная просьба. Причём, я Вас уверяю, люди в белом халате ничего специально не делают. И. КАРПУШИНА: Понятно, спасибо. Ну, я соглашусь, безусловно, с Вашей рекомендацией. Спасибо большое. Сергей Анатольевич? С. АНУФРИЕВ: Я хочу сказать, что на самом деле есть право у пациента на проведение консилиума. Если он не согласен с выводами, которые делает его лечащий врач, он имеет право привлечь заведующего отделением, имеет право собрать консилиум, пригласить других врачей. Это право закреплено в Основах законодательства. И. КАРПУШИНА: Ну, одно дело, так сказать, право, а другое – реальная ситуация. С. АНУФРИЕВ: Вы знаете, если люди требуют и отстаивают, то они получают. И. КАРПУШИНА: Прослывёшь скандалистом… С. АНУФРИЕВ: Вы знаете, жизнь и здоровье дороже. И. КАРПУШИНА: Да, прослывёшь скандалистом. Врачи замотанные, раздражённые – объективно, по-человечески. С. АНУФРИЕВ: А чего стесняться? У человека есть права, они закреплены в законодательстве, ими нужно пользоваться. Поэтому я призываю всех граждан пользоваться правами. Наше законодательство – одно из самых сильных в области защиты прав. И. КАРПУШИНА: Александр Михайлович, но согласитесь, что – да, и, в общем, из Марининой реплики это тоже следует – врачи же тоже оказываются в зоне риска. И в ситуации, когда законодательство чересчур к ним строго, они, наверное, будут перестраховываться, что тоже не полезно пациенту. А. БАЛЛО: Я согласен, что врачам нужно думать о своих правовых последствиях, о правовой ответственности. Но, тем не менее, вот Марина постоянно говорила о том, что врачи не хотят. Да, но это не исключает вину в форме неосторожности. Это одна и та же реплика, слышу её всё время от врачей: «Я не хотел». Да никто же не утверждает, что это умысел или косвенный умысел. Но есть форма вины – неосторожность. Это легкомыслие и небрежность. За что медицинские организации и врачи должны нести и несут ответственность. И. КАРПУШИНА: Да, безусловно. Я чего боюсь. Вот в ситуации, когда говорят, что «у вас есть один шанс из тысячи». Бывают такие ситуации – делать операцию или нет, вот, один шанс есть. А хирург вот возьмёт и побоится – вот неудачно пройдёт операция, а он потом будет за свой порыв, профессиональное стремление ещё же окажется и виноватым. И не станет делать. А. БАЛЛО: Очень хороший вопрос. Эта ситуация предусмотрена статьёй 32 Основ законодательства об охране здоровья граждан, называя их коротко. Которая буквально гласит: необходимым предварительным условием медицинского вмешательства является информированное добровольное согласие пациента. Поэтому врач должен чётко понимать правовые последствия разъяснения пациенту, что в итоге медицинского вмешательства произойдёт, и какие возможны осложнения. И что риск медицинского вмешательства чрезвычайно высок, к примеру. Но это единственный тот шанс. И если пациент осознал этот вопрос и даёт согласие, понимая, что возможны варианты медицинского вмешательства – консервативные, радикальные и другие и осознал и даёт своё согласие, и подписывает это информированное согласие, то для врача не должна наступать ответственность. И. КАРПУШИНА: Вот. А это где-то прописано? А. БАЛЛО: Да. Это 32-я статья Основ законодательства. И. КАРПУШИНА: Отлично. Есть звонок, давайте послушаем. Алло, здравствуйте. Как Вас зовут? ЗВОНОК: Меня Леонид Павлович зовут, из Пушкина. И. КАРПУШИНА: Ваш вопрос, Леонид Павлович. ЗВОНОК: У меня вопрос. Я делал операцию, меня заставили подписать такое соглашение. И. КАРПУШИНА: Вам делали операцию? ЗВОНОК: Да, да. Что в случае переливания крови возможно заражение СПИДом. И я подписал. Это один вопрос. Так. Второй вопрос. Мне назначили уколы, пришла медсестра и тоже потребовала подписать соглашение о том, что я согласен на то, чтобы мне делали уколы. Сейчас всё время суют бумажки, и чтобы их подписывали, чтобы снять с них ответственность. И третий вопрос. Наш новый президент говорил о статусе пациента. Когда это будет? Всё. И. КАРПУШИНА: Спасибо. Давайте по пунктам. С, АНУФРИЕВ: Я хочу сказать, что добровольное информированное согласие, какое бы ужасное они ни было и не содержало такие ужасные вещи, о которых говорил наш пациент, звонящий сюда, в суде всё равно, если будет случай заражения, не дай Бог, СПИДом или другим заболеванием, суд будет на стороне пациента. И. КАРПУШИНА: Сергей Анатольевич, хочется вот прямо сейчас пойти написать заявление в прокуратуру просто на том основании, что мне пообещали, что может быть мне перельют заражённую кровь. С. АНУФРИЕВ: Я думаю, что это вряд ли была ситуация, таких циничных и оголтелых примеров вряд ли Вы найдёте, потому что медики знают. Я думаю, что, возможно, здесь какая-то путаница. И. КАРПУШИНА: А вот Вы знаете, судя по тому, сколько справок я иногда подписываю у стоматолога… С. АНУФРИЕВ: Но Вы никогда не подписываете, что Вас заразят СПИДом, гепатитом или другими заболеваниями. И. КАРПУШИНА: Вот это да. Но и такое нарочно не придумаешь, согласитесь. Хорошо, если это произошло – Александр Михайлович, можно с этим пойти в суд? Вот только с этим можно пойти в суд? А. БАЛЛО: Можно и должно. Потому что здесь существует принципиальное различие, расхождение. Врачи обязаны получить добровольное информированное согласие. Это их обязанность в соответствии с законом. И. КАРПУШИНА: Ну не заражение же СПИДом? А. БАЛЛО: Но если они оказали ненадлежащую медицинскую помощь, в том числе заразили каким-либо инфекционным заболеванием, гнойные процессы, сепсис, то они должны нести ответственность в полный рост, что называется. Одно другому не мешает. Информирование – это одно, а если сделали – то это совершенно другая ситуация. И. КАРПУШИНА: Замечательно. Огромное количество конкретных совершенно примеров пришло на наш сайт, где люди жалуются. Да что жалуются, они рассказывают о реальных случаях из своей собственной жизни. Давайте, может быть, мы назовём сейчас телефоны, по которым они могут обратиться за консультацией. Александр Михайлович, вот по поводу независимой экспертизы – я думаю, что это многих заинтересует. А. БАЛЛО: Да, пожалуйста. Наш телефон – 349-03-78. И. КАРПУШИНА: Спасибо. |
