“Когда мы начинали в 2000 году, в России делали по несколько десятков ДНК-диагностик на установление родства,– говорит владелец компании Medical Genomics Андрей Семиходский.– Сейчас только наша компания делает 200-300 таких анализов в месяц. Но потенциальную емкость рынка мы оцениваем примерно в 150 тыс. анализов в год”.

Второй крупный российский игрок этого рынка с сопоставимой долей (около 30%) — компания “Центр молекулярной генетики” — менее оптимистичен в своих прогнозах. “Безусловно, количество исследований родства будет расти, но не столь впечатляюще,– утверждает глава компании Александр Поляков.– Если говорить о рынке ДНК-исследований, то сегмент генетической предрасположенности к заболеваниям, на мой взгляд, будет расти быстрее”.

Тем не менее в России уже сегодня бизнес на родительских сомнениях очень прибылен как для владельцев лабораторий, так и для посредников, продающих эту услугу. Во всем мире средняя стоимость одной ДНК-экспертизы составляет $300 (мать-отец-ребенок; а если точно известен один из родителей и нужно установить второго — $200). Компания-посредник “Объединенные юристы”, предлагающая услуги британской Medical Genomics в Москве, продает этот анализ за 21 тыс. рублей, “Центр молекулярной генетики” делает такое исследование в собственной лаборатории за 12,6 тыс. рублей. Дороже всего обходятся клиентам услуги Минздрава — стоимость экспертизы в отделе судебно-медицинских молекулярно-генетических научных и экспертных исследований РЦСМЭ составляет 25 тыс. рублей.

Впрочем, не исключено, что с ростом рынка ценовая политика его игроков выровняется, как это произошло за рубежом. Ведь бурное развитие этого сегмента в России в какой-то степени явилось следствием искусственного торможения его развития в США и Европе, и на российский рынок, таким образом, будет выдавливаться все большее количество игроков западных.

Биоэтика на пути ДНК
Устанавливать родство с помощью ДНК начали в конце 1980-х годов в США.

Эта услуга появилась как побочная, коммерческая ветвь ДНК-фингерпринта, или геномной дактилоскопии, используемой в криминалистике для опознания преступников и пострадавших. В ходе долгой и непростой дискуссии мировое научное сообщество договорилось о стандартах экспертиз — выявить, по каким полиморфным локусам (участки хромосом, которые могут быть разными у разных людей) следует проводить анализ, на порядок труднее, чем стандартизировать методы визуальной идентификации. На сегодняшний день наиболее распространенной в мире является принятая в США система CODIS, в которую входят 14 STR-локусов. Они находятся на разных хромосомах, и их независимое распределение делает статистический анализ достоверным на 99,99%. После принятия этого стандарта рынок быстро структурировался. До сих пор две американские компании AppliedBiosystems и Promega продают почти все используемые в мире коммерческие наборы для проведения ДНК-тестов, а американские компании Cellmark и Lifecodes в собственных лабораториях проводят львиную долю анализов. Пик интереса американцев к новой забаве пришелся на конец 1990-х–начало 2000-х годов. Тогда проводилось до 300 тыс. анализов в год. Если предположить, что проверяли только новорожденных (хотя, конечно, это не так), то получается, что изучали чуть ли не каждого десятого младенца. Как и в России, большая часть запросов поступала от сомневающихся мужчин. Примерно такая же история, но в меньших масштабах параллельно разворачивалась в Европе.

Так продолжалось до тех пор, пока правительства не опомнились. Опомниться во многом им помогло набравшее силу учение “биоэтика”, оформившееся и окрепшее также к 1980-м годам, а несколькими годами позже разработавшее ключевые тезисы. Один из тезисов гласил, что обязательным условием проведения любых медико-биологических исследований должно быть свободное и осознанное (информированное) согласие на участие в исследовании испытуемого.

Следуя этим принципам и борясь за семью, в 2002 году в США запретили разглашать данные об исследованиях ДНК, а чуть позже в некоторых штатах были приняты законы о человеческих тканях, согласно которым биологический материал для исследований не может быть получен без согласия лиц, которым этот материал принадлежит. Такие же законы к 2006 году были приняты в большинстве европейских стран — Великобритании, Франции, Германии и т. д.

Во все тяжкие
“Любой человек, имеющий высшее образование, способен стать нашим представителем,– говорит Андрей Семиходский.– Для этого нужно быть бизнесменом, а не медиком”.

Андрей Семиходский, украинский бизнесмен, живущий в Лондоне, основал собственную компанию со специализацией в области ДНК-исследований в 2000 году. Начальный план предполагал ориентацию главным образом на рынок Великобритании, однако вскоре выяснилось, что конкуренция на нем слишком высока. С 2003 года Андрей начал активно изучать перспективы развития бизнеса на территории России. Довольно быстро наладились деловые контакты в десятке городов России. Своим представителям Семиходский предложил обычную для Европы цену анализа — $300, а тем, кто обеспечит приличные объемы,– скидку. Они же вольны продавать в своих городах услугу по той цене, по которой она продается. Функции посредников — продвижение услуги на рынок и пересылка биоматериалов в Лондон, в лабораторию Семиходского. Мировые достижения биоэтики внедрять в России Андрей не торопится. Исследования в лаборатории могут проводиться дистанционно и анонимно, нужно просто выслать по почте прядь волос, обрезки ногтей, соскоб со слизистой рта, окурки или белье испытуемого.

В разных регионах партнеры лондонской компании преподносят услугу под разным соусом. Так, “Объединенные юристы” в Москве обещают “установить отцовство в суде и вне суда”, с каковой целью предлагают для начала сделать анализ за 21 тыс. рублей (на сайте Medical Genomics предлагается прислать анализы без посредников и получить результат за {euro}320). Практика, однако, показывает, что российский суд не очень охотно принимает к сведению результаты частных расследований, поскольку они могут быть фальсифицированы.

В екатеринбургском представительстве, амбиции которого распространяются на весь Восток, предлагают отыскать корни генеалогического древа и установить родство с Чингисханом. А впрочем, и много чего еще.

“Мы занимаемся не только установлением отцовства, но в случае необходимости работаем и как частные следователи,– рассказывает руководитель екатеринбургского представительства Medical Genomics компании Genomic Testing Ltd. Анастасия Шелко.– Помните историю с платьем Моники Левински? Это мы тоже можем. То есть в случае каких-то подозрений беремся по предметам одежды, по белью установить факты супружеских измен. Устанавливаем также факты употребления наркотиков. Пол ребенка определяем на шестой неделе беременности”.

Стоит ли говорить о том, что на Западе довольно трудно найти клинику, где бы по анализу ДНК устанавливали пол ребенка на ранней стадии беременности, поскольку родители могут остаться недовольны результатом, а за этим может последовать и аборт.

Впрочем, экзотика составляет ничтожный процент от общего оборота лондонской фирмы. Основное направление — установление отцовства.

“Я считаю, что любой человек имеет право и должен знать правду. Каждый мужчина хоть раз в жизни да усомнился в своем отцовстве,– рубит с плеча Семиходский.– Да и женщина не всегда знает, кто отец ее ребенка. В нашей практике каждый четвертый анализ — отрицательный. И это не свидетельствует о том, что российское общество такое бездуховное. Недавно делали анонимный анализ двух детей из одной киргизской семьи. Младший ребенок, как выяснилось, отцу семейства был неродным. А казалось бы, мусульманская страна”.

К безудержному маркетингу Medical Genomics вынуждают обстоятельства. Поскольку сегодня российский рынок обеспечивает уже более 80% оборота Medical Genomics, в ближайшем будущем Семиходский намерен перевести свою лабораторию из Лондона в один из российских городов — и профильный рынок под боком, и ресурс дешевле. В России между тем множатся конкуренты, задумываются об открытии лабораторий даже некоторые из представителей господина Семиходского. Стоимость такой лаборатории — {euro}350-400 тыс., окупиться она может за пять лет, нужно только умело подогревать рынок. Чем не бизнес?

Меньше эмоций
Первыми на российском рынке установления отцовства появились компании, имеющие непосредственное отношение к разработке научных открытий в этой области. В 1989 году в судмедэкспертизе Минздрава РСФСР была организована первая в стране лаборатория геномной идентификации (сейчас это отдел судебно-медицинских молекулярно-генетических научных и экспертных исследований РЦСМЭ). Самое знаменитое дело лаборатории — ДНК-экспертиза по идентификации останков Николая II и членов его семьи в 1992-1998 годах. Сегодня имеют такие же лаборатории и некоторые региональные представительства судмедэкспертизы Минздрава, но все они делают ДНК-анализы только по постановлению суда, а цены у них даже выше, чем у частников: от 25 тыс. до 29 тыс. рублей. В силу дороговизны, очевидно, российская судебная система этот вид экспертизы использует крайне редко. В прошлом году, например, из почти 1,5 млн экспертиз по установлению родства всеми лабораториями судмедэкспертизы Минздрава было сделано лишь 3 тыс. ДНК-экспертиз, основную же часть составили обычные анализы по группе крови. Есть несколько лабораторий для ДНК-исследований у силовых ведомств — ФСБ, МВД, МЧС. С частной клиентурой работают московские Городской фонд ДНК-исследований, Центр охраны здоровья матери и ребенка, ГосВНИИгенетика. Но их доля на рынке невелика. Помимо Medical Genomics серьезные позиции пока удалось завоевать только компании “Центр молекулярной генетики”. Ее основатель Александр Поляков известен как специалист в области исследований ДНК с середины 1980-х годов, однако активным маркетингом компания не занимается.

“Мне бы совсем не хотелось превращаться в частного детектива или участвовать в раздувании истерии в обществе вокруг вопросов отцовства,– говорит Александр Поляков.– Но если эти вопросы возникают, мы вполне в состоянии на них ответить”.

По словам Полякова, никаких отличий в статистике ложного отцовства в России по сравнению со всем миром нет: “Во всем мире процент отцов, воспитывающих не своих детей и не знающих об этом, составляет 5-8%. У нас то же самое, и этот процент не меняется. Да, в статистике нашей компании происходят некоторые изменения — раньше у нас было 10% отрицательных результатов, сейчас примерно 20%. Но это свидетельствует лишь о том, что к нам стали обращаться не с пустыми и глупыми подозрениями, а те, кому это действительно нужно”.

Опасений, что рынок установления отцовства в России будет расти слишком быстро, у Полякова нет: “Все-таки это очень специфическое дело. Во-первых, людям, далеким от темы ДНК, разобраться в этом деле довольно сложно. Во-вторых, бизнес этот хлопотный. Мне часто приходится бывать со свидетельскими показаниями в судах, не всем предпринимателям охота с этим возиться. А в-третьих, я не уверен, что эта услуга наиболее востребована человечеством. На общем рынке ДНК-исследований львиную долю занимает диагностика инфекций и предрасположенности к наследственным заболеваниям”.

С его мнением в целом согласны в компаниях, занимающих лидирующее положение на рынке ДНК-диагностики. Так, руководитель компании “Литех” Татьяна Воложинская сообщила, что ее компания не предполагает выходить на этот рынок. “Это скорее этический выбор, нежели бизнес-решение,– пояснила она.– Велика вероятность, что результатом моей работы будет то, что кто-то откажется от ребенка или разрушится семья из-за недоверия одного человека к другому. Мне гораздо интереснее результат в виде спасенных жизней”.

Однако, по словам Александра Полякова, результаты ДНК-исследований могут и радовать: “Мне, например, запомнился случай, когда парень разыскивал своего ребенка в детдоме — он о его существовании узнал случайно. И мы нашли его, а парень забрал, чтобы вырастить в одиночку. Или был случай, когда родственники погибшего мужчины требовали доказательств, что его дети от гражданского брака действительно его. Сложность была в том, что в морге перепутали материал, и нам пришлось делать сложный многоступенчатый анализ по этим родственникам, и в итоге результат их успокоил.

СОЦИАЛЬНЫЙ ЗАПРОС
В России проживает 39,1 млн. женщин репродуктивного возраста (15-49 лет) – По данным Минздравсоцразвития, бесплодных среди них – 6 млн., и ежегодно эта цифра увеличивается на 200-250 тысяч. Среди мужчин репродуктивного возраста бесплодием страдают 4 млн. человек. 5,5 млн. бесплодных семей – это 15% всех супружеских пар, зарегистрированных в России. Такое соотношение здоровых и бесплодных семей, согласно методике Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), считается критическим для демографии. Правда, диагноз “бесплодие” лишь в единичных случаях можно считать приговором. При невозможности самостоятельно зачать ребенка выходом могут стать вспомогательные репродуктивные технологии. “Сегодня практически любое бесплодие может быть преодолено с помощью экстракорпорального оплодотворения и основанных на этом методе вспомогательных репродуктивных технологиях”, – рассказывает президент Российской ассоциации репродукции человека (РАРЧ) Владислав Корсак.
Вспомогательные репродуктивные технологии (ВРТ) – это методы преодоления бесплодия, при которых отдельные или все этапы зачатия и раннего развития эмбрионов осуществляются вне организма. ВРТ включают: искусственную инсеминацию спермой мужа (донора), экстракорпоральное оплодотворение (ЭКО) и перенос эмбрионов в полость матки, инъекцию сперматозоида в цитоплазму яйцеклетки (ИКСИ), донорство спермы, донорство яйцеклеток, суррогатное материнство, предимплантационную диагностику наследственных болезней. Программа (так называемый “протокол”) ЭКО подразумевает стимуляцию суперовуляции гормональными препаратами – для получения не одной-двух, как в естественном цикле, а 10-15 и более яйцеклеток. Во время пункции фолликулов (которые содержат в себе яйцеклетки), проводимой, как правило, под общим наркозом, врач забирает их для дальнейшего оплодотворения спермой мужа или донора “в пробирке”. Перенос получившихся эмбрионов в матку происходит на 3-5-й день после пункции. Как правило, переносят два самых лучших эмбриона. На 13-й день после переноса эмбрионов женщине проводят анализ крови на беременность.
Самая распространенная причина женского бесплодия в нашей стране – непроходимость маточных труб, чаще всего связанная с ранее перенесенными воспалительными заболеваниями или сформировавшаяся после оперативных вмешательств, например абортов. На втором месте – патология матки, далее следуют эндокринные заболевания. Замыкают список иммунологические причины. Мужские факторы – это приобретенные или врожденные патологии спермы, а также аутоиммунное бесплодие (на поверхности сперматозоидов могут присутствовать антитела, которые не дают возможности оплодотворить яйцеклетку).
Зачатие in vitro (“в пробирке”) впервые применили британские ученые Эдварде и Стептоу. Благодаря их работе в 1978 году родилась Луиза Браун – первый ребенок, зачатый с помощью ЭКО. А сегодня Луиза Браун уже сама стала матерью, причем она пришла к материнству естественным путем. На сегодняшний день при помощи ЭКО в мире родилось уже более миллиона детей, и каждый год эта цифра увеличивается более чем на 30 тысяч человек. ВОЗ признала ЭКО самым эффективным методом преодоления бесплодия.
Впрочем, к зачатию при помощи ЭКО прибегают и здоровые люди – например, однополые пары, суррогатные мамы, пациенты, которым необходимо выбрать пол будущего ребенка. Такая селекция иногда необходима для того, чтобы исключить наследственные заболевания, связанные с полом (например, гемофилию). Современная диагностика эмбриона перед его переносом в полость матки позволяет выявить ряд генетически обусловленных заболеваний и определить пол будущего ребенка.
При мужском факторе бесплодия программа ЭКО дополняется методом ИКСИ (интрацитоплазматической инъекцией сперматозоида в полость яйцеклетки), когда сперма и яйцеклетки не просто “смешиваются” в пробирке, а эмбриолог выбирает наиболее жизнеспособные сперматозоиды и при помощи специальной иглы “насильно” вводит их в цитоплазму яйцеклетки.
Если женщина не в состоянии выносить ребенка сама, супружеская пара может воспользоваться услугами суррогатной матери. Россия – одна из немногих стран, где суррогатное материнство разрешено законодательно, однако и в нашей стране эта процедура имеет ряд жестких правовых ограничений. В рамках суррогатной программы при помощи гормональных препаратов синхронизируются циклы биологической и суррогатной мам, а затем суррогатной маме переносят эмбрион, полученный в результате слияния клеток биологических родителей.

***
ЗОЛОТЫЕ МАЛЫШИ
Стоимость программы ЭКО складывается из стоимости самой процедуры и цены лекарственных препаратов, которые необходимы во время ее реализации женщине. Как правило, эти суммы сопоставимы – от 40 тыс. до 70 тыс. руб. стоит ЭКО (ИК-СИ на 15-25 тыс. руб. дороже), на препараты необходимо потратить еще не менее 40-45 тыс. руб. Если паре необходимо проведение предимплантационной диагностики эмбрионов (ее, кстати, могут делать далеко не во всех клиниках), то цена программы вырастает еще на 40-80 тыс. руб. Если необходимо донорство яйцеклетки – поиск, обследование и подготовка женщины-донора стоит не менее 40 тыс. руб. Донорская сперма значительно дешевле – от 3 тыс. руб. И наконец, неиспользованные эмбрионы хорошего качества можно заморозить для следующих попыток ЭКО, чтобы не проводить дорогостоящую и тяжелую для организма женщины стимуляцию овуляции. Криоконсервация и хранение эмбрионов стоят в разных клиниках от 6 до 18 тыс. руб. в год.
Таким образом, женщине или супружеской паре, нуждающейся в ЭКО, надо готовить минимум 80 тыс. руб. Верхняя ценовая планка практически не ограничена.

***
ОТКУДА БЕРУТСЯ ДЕТИ
Сегодня в России работает 50 центров ВРТ, в том числе 28 в Москве. Если раньше основными проблемами для пациентов клиник, проводящих ЭКО, были низкая эффективность процедуры, ее дороговизна, небольшое количество медцентров и недостаток информации, то сегодня – при наличии денег – основным становится вопрос выбора клиники и врача-репродуктолога. “Практически каждый новый центр старается привлечь пациентов более выгодными расценками на свои услуги, – говорит врачрепродуктолог центра ЭКО московской клиники „Медицина” Татьяна Кармызова. – Но выбирать ЭКО-клинику, только исходя из наиболее низкой стоимости процедур, вряд ли стоит”.
“Качество ЭКО-процедуры определяется расходными материалами, которые используются в программе, – объясняет Владислав Корсак. – Их производят три всемирно известные компании, и цены практически одинаковые. Демпинговать каждая клиника может за счет собственной прибыли. Другое дело, что условия оказания платных услуг в разных клиниках разные”.
Более высокая цена косвенно может служить одним из показателей эффективности ЭКО – не зря даже в одной клинике стоимость приема популярных врачей-репродуктологов может быть выше, чем рядовых. Впрочем, обращаясь к услугам раскрученных репродуктологов (имена “звезд” ЭКО можно узнать на форумах независимого сайта www.probirka.ru), есть риск столкнуться с конвейерным подходом и неприятными неожиданностями в виде задержек приема, очередей и даже замены врача в день пункции. Кроме того, в самых крупных клиниках (таких, например, как петербургская “Ава-Петер”) на первичный прием к наиболее востребованным специалистам придется записываться месяца за три, а то и за полгода. Поэтому, возможно, оптимальным подходом может стать выбор врача не с самым громким именем, но в одной из лучших клиник. Врач клиники “Здоровье” Тамара Каширова отмечает, что одним из условий успеха программы является именно контакт с доктором: “Эмоциональная составляющая и доверие между пациентом и врачом подчас не менее важны, чем медицинские препараты и процедуры. Поэтому стоит посетить первичные консультации у нескольких ЭКО-врачей, чтобы найти „своего””.
При выборе клиники Татьяна Кармызова рекомендует обратить внимание на срок ее существования и эффективность работы. Не последнюю роль играет оснащенность эмбриологической лаборатории (где и происходит один из важнейших этапов ЭКО-протокола – оплодотворение яйцеклетки). “В мире средняя результативность ЭКО составляет 30% общего числа проведенных протоколов, – поясняет Татьяна Кармызова. – Бывает, что в отдельные месяцы удачные результаты составляют и 40, и даже 60%, но все-таки средний результат остается порядка 30%. Я бы не стала доверять тем, кто рекламирует более 40% успешных программ ЭКО”. Ведущий специалист клиники “Мать и Дитя” Андрей Феоктистов с таким мнением не согласен: “Эффективность напрямую зависит от квалификации врачей и эмбриологов, оснащенности клиники, а также от диагнозов, которые преобладают в тот или иной отчетный период. В некоторые месяцы средняя успешность программ ЭКО в крупнейших клиниках может составить и 60% – если, к примеру, преобладают пациентки с трубным фактором бесплодия, при котором эффективность ЭКО достигает 60-70%”.
“Средняя частота наступления беременности при использовании ВРТ как в России, так и за рубежом составляет около 30%, – резюмирует президент РАРЧ Владислав Корсак. – Однако во многих центрах результативность процедур приближается и даже превышает 40%, а в группе женщин моложе 35 лет и при некоторых формах бесплодия этот показатель уже превышает 50%. Считается, что три попытки ЭКО повышают шансы наступления беременности у одной пациентки до 80%”.
РАРЧ не раскрывает данные об эффективности программ в конкретных клиниках – чтобы, по словам Владислава Корсака, не создавать кому-то конкурентных преимуществ. Однако солидные клиники регулярно публикуют на своих сайтах отчеты об эффективности лечебных протоколов с указанием процедур и их результатов. Если в медицинском центре скрывают результаты работы или отделываются усредненной цифрой “примерно 40%”, это должно насторожить потенциальных пациентов.
Квалификация эмбриологов и оснащенность лаборатории – не только залог успеха протокола ЭКО, но и одновременно самая закрытая от пациента часть работы клиники. Хорошие эмбриологи и современное оборудование дорого стоят, и это неизбежно отражается на стоимости услуг клиники. “В нашей стране отсутствует система подготовки клинических эмбриологов, – констатирует Владислав Корсак. – Эти люди должны обладать не только знаниями, но главное – уникальными навыками: оперировать под микроскопом на живых половых клетках и эмбрионах, обеспечивая их способность к дальнейшему превращению в человека. В центрах ВРТ, не имеющих таких специалистов, неизбежен период работы без результата, поскольку персонал учится на больных. Без должной подготовки вновь открытый центр начинает работать эффективно через 3-5 лет, все это время набирая опыт и навыки за счет пациентов. Другими словами, простое увеличение количества центров в стране не улучшает качество оказания помощи бездетным парам”. В одном из уральских городов, по словам Владислава Корсака, при наличии двух негосударственных центров ВРТ (одному из которых уже исполнилось 10 лет) на государственные средства открыли третий, где специалисты прошли “обучение” в течение двух недель: “Центр уже более полутора лет не может получить хоть какой-то результат, но именно ему по ведомственному принципу были выделены квоты на оказание дорогостоящих услуг ЭКО”.
Еще один немаловажный фактор при выборе клиники – возможность ведения беременности после ЭКО. В некоторых медучреждениях наблюдение беременности до 12 недель врачом-репродуктологом входит в стоимость процедуры ЭКО. Это не только экономит пациентам деньги, но и обеспечивает преемственность между репродуктологом и акушером-гинекологом. Некоторые клиники предлагают контракты на всю беременность, включая роды – идеальный вариант для ЭКО-пациентов. Обычные женские консультации и неспециализированные клиники опасаются “экошных” беременностей – из-за возможных осложнений в первые недели и из-за того, что нередко такие беременности оказываются многоплодными (примерно в 25-30% случаев), а следовательно, более сложными.
На первичном приеме у врача-репродуктолога пациенты редко интересуются, какова будет его тактика в случае осложнений в программе ЭКО. Между тем синдром гиперстимуляции яичников (СГЯ) – самое частое и достаточно распространенное осложнение, возникающее в результате неконтролируемого ответа яичников женщины на стимуляцию гормональными препаратами. У некоторых пациенток даже невысокие дозы гормональных препаратов могут привести к росту и созреванию множества фолликулов, что, в свою очередь, вызывает “гормональный взрыв” и приводит к развитию гиповолемии, сгущению крови, формированию асцита. Развитие СГЯ через 6-8 дней после переноса эмбрионов в полость матки служит косвенным показателем наступившей беременности. При СГЯ требуется срочная симптоматическая терапия: внутривенное введение специальных препаратов, а при тяжелых формах – эвакуация жидкости из брюшной полости, которую проводят только в условиях стационара. При разрыве кист яичника и внутрибрюшном кровотечении необходимо хирургическое вмешательство. Иногда СГЯ развивается стремительно, в течение нескольких часов. В этом случае сохранить и здоровье пациентки, и беременность могут только хорошо знакомые с этой проблемой врачи.
Единственная в России и наиболее эффективная методика ведения пациенток с СГЯ разработана врачами отделения репродукции Научного центра акушерства и гинекологии на ул. Академика Опарина и используется большинством специализированных медучреждений. Однако, как отмечают репродуктологи, в обычных роддомах и гинекологических отделениях районных больниц с осложнениями ЭКО справляться не умеют. Бывали случаи, когда поступившим на скорой пациенткам, не разбираясь, удаляли увеличенные яичники.
Поэтому, если репродуктолог не готов обеспечить экстренную госпитализацию при развитии синдрома гиперстимуляции, возможно, стоит поискать другую клинику. Проблем с госпитализацией не возникнет у пациентов отделений ЭКО при крупных медицинских центрах, располагающих собственными стационарами, например при столичном Центре планирования семьи и репродукции на Севастопольском проспекте (ЦПСиР) или том же Научном центре акушерства и гинекологии. У крупнейших частных ЭКО-клиник налажены партнерские связи со стационарами: например, столичная “Мать и Дитя” обеспечивает своим пациентам госпитализацию в ЦПСиР, а партнером “Ава-Петер” выступает Ленинградский областной центр планирования семьи и репродукции.

***
ДЕМОГРАФИЧЕСКИЙ КРИЗ
5,5 млн. бесплодных семей могли бы внести существенный вклад в борьбу с демографическим кризисом, если бы применение ВРТ было доступно абсолютно всем. Теоретически, при 30-процентной эффективности ЭКО эта технология могла бы помочь 1,65 млн. семей родить ребенка (или сразу двоих). Однако, по данным РАРЧ, все клиники и отделения ЭКО вместе взятые проводят 18,5 тысячи лечебных циклов в год – причем часть пациентов делают по несколько попыток. При этом большинство госпрограмм, направленных на повышение рождаемости, теми или иными способами стимулируют у потенциальных родителей желание родить ребенка: это и “материнский капитал”, полагающийся при рождении второго ребенка, и единовременные выплаты при рождении детей супругами до 30 лет в Москве (в пяти -, семи – или десятикратном размере прожиточного минимума) – в то время как на лечение бесплодия порой уходит больше десяти лет, и долгожданный малыш рождается ближе к сорока. С финансовой точки зрения эта беременность оказывается в буквальном смысле “золотой”.
“Исследования показывают, что общие расходы на рождение одного живого ребенка при преодолении бесплодия трубного генеза методами ВРТ в 2-2,5 раза меньше, чем при использовании других способов лечения, – говорит Владислав Корсак. – Часто ВРТ является единственным методом, который позволяет решить проблему бесплодия у бездетной пары. Благодаря высокой эффективности и экономической выгодности ВРТ во многих странах мира расходы пациентов по преодолению бесплодия с помощью этих технологий оплачиваются государством или страховыми компаниями”. В Европе полностью или частично оплачиваются от трех до шести попыток ЭКО.
В России, по словам президента РАРЧ, ЭКО-программы за счет государства финансируются не более пяти лет: “Четыре года назад было оплачено 100-150 ЭКО-циклов. В 2007 году ожидается, что в центре на Опарина будет оплачено примерно 400 циклов, в других федеральных медцентрах – не более 100 циклов. Общее количество вряд ли превысит 600-700 циклов по стране. При этом в Дании, к примеру, на 1 млн. человек приходится 2000 оплаченных государством циклов, в России же – всего 120 циклов на 1 млн. человек”. “Бюджетных” пациентов принимают только государственные клиники. В Москве это НЦПАиГ на ул. Опарина и Медицинская академия имени Сеченова. ЦПСиР на Севастопольском проспекте работает с деньгами московского бюджета. Кроме того, в рамках федеральной программы работают государственные клиники в Екатеринбурге и Ростове-на-Дону (РНИИАП).
На получение государственного финансирования могут рассчитывать женщины не старше 35 лет причиной бесплодия у которых выступает непроходимость труб или мужской фактор. “Госпрограммы, к сожалению, не решают всех проблем бесплодных пар, – отмечает Тамара Каширова. – Ведь помимо трубного фактора есть множество других диагнозов, при которых показано ЭКО”. В огромной Москве, например, нашлось всего 480 пациенток, которые могут рассчитывать на помощь государства. В этом году им будет оплачено несколько попыток ЭКО стоимостью от 30 до 100 тыс. руб. каждая. Остальным бездетным парам придется рассчитывать только на свои силы

***
“В РОССИИ НЕ БЫЛО СЛУЧАЯ, ЧТОБЫ СУРРОГАТНАЯ МАМА ОТКАЗАЛАСЬ ОТДАВАТЬ РЕБЕНКА ГЕНЕТИЧЕСКИМ РОДИТЕЛЯМ”
Суррогатное материнство – особая тема в рамках программ вспомогательных репродуктивных технологий. Подбором суррогатных матерей занимаются далеко не все клиники, специализирующиеся на ЭКО. Ведь ситуация, когда суррогатной маме переносят эмбрион, имеющий других генетических родителей, имеет множество медицинских, правовых и психологических аспектов. О них “Деньгам” рассказал ведущий специалист клиники “Мать и Дитя” по программам ЭКО с суррогатным материнством и донорством ооцитов Андрей Феоктистов.
– Россия – одна из немногих стран, где законодательно разрешено суррогатное материнство. Существуют ли обязательные медицинские показания к проведению этой процедуры, или услугами суррогатной мамы может воспользоваться любая женщина, по тем или иным причинам не желающая самостоятельно вынашивать ребенка?
– Существует несколько причин, по которым выносить и родить ребенка женщина сама не может. Они же являются показаниями к суррогатному материнству. Прежде всего, это отсутствие матки (врожденное или приобретенное), патологические изменения в полости матки, препятствующие имплантации эмбриона, тяжелые заболевания генетических родителей (например, сахарный диабет, онкологические заболевания, системные заболевания соединительной ткани и т. д.), неудачные попытки программ ЭКО при получении эмбрионов хорошего качества. Это самое частое показание, которое используют в клиниках ЭКО, но прибегают к нему только в том случае, когда получают эмбрионы хорошего качества и когда исключены другие причины бесплодия, например внутриматочная патология. Российское законодательство, в частности приказ МЗ N67 от 26.02.2003 “О применении вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ) в терапии женского и мужского бесплодия”, не позволяет воспользоваться услугами суррогатной мамы “по желанию”. Участвовать в этой программе может пара, состоящая в браке и официально оформившая свои отношения. Одинокие люди, будь то мужчина или женщина, воспользоваться программой не могут.
– Из чего складывается стоимость суррогатной программы?
– Стоимость программы суррогатного материнства складывается из следующих затрат: подбор и обследование суррогатной матери; юридическое оформление отношений с суррогатной матерью; собственно программа ЭКО с суррогатным материнством. В случае наступления беременности генетические родители оплачивают питание и обследование суррогатных матерей, роды и при успешном их завершении – вознаграждение суррогатной матери. Суррогатную маму можно искать самостоятельно (через интернет, среди родственников и т. д.) или при помощи специализированных фирм. Расходы на программу в случае самостоятельного поиска суррогатной мамы приведены в таблице. В фирме стоимость полного пакета услуг колеблется от $30 тыс. до $60 тыс.
По каким критериям вы отбираете суррогатных мам? – Подбор женщин, которые хотят стать суррогатными матерями, осуществляется в соответствии с тем же приказом N67. Первым требованием является возраст. Суррогатные мамы должны быть не моложе 20 и не старше 35 лет. Второе требование – наличие собственного здорового ребенка, третье – отсутствие каких-либо психических и соматических заболеваний. Если женщина-кандидат в суррогатные матери отвечает всем этим требованиям, то она проходит медицинское обследование. Если его результаты удовлетворительные, то женщина может участвовать в программе суррогатного материнства.
– Чем отличается ведение беременности в рамках суррогатной программы от обычной беременности? – Ведение обычной беременности предполагает только медицинский подход. В случае с суррогатными программами врач, помимо своей основной специальности, становится еще и психологом, и юристом. По российскому законодательству судьбу ребенка определяет суррогатная мама. В России, к счастью, неизвестно ни одного случая, когда суррогатная мама отказалась бы отдавать ребенка генетическим родителям. Однако случаи шантажа – с целью увеличения гонорара – были. Наличие посредника в лице клиники позволяет свести риск подобных ситуаций к минимуму.
Кроме того, суррогатная мама должна адекватно вести себя во время беременности – выполнять назначения врача, правильно питаться и т. д. В какой-то степени врач берет на себя ответственность перед генетическими родителями за поведение суррогатной мамы – ведь именно он предложил ее кандидатуру супружеской паре. И, наконец, между суррогатной мамой и биологическими родителями далеко не всегда складываются теплые дружеские отношения – и тогда посредником в общении выступает доктор. Более того, иногда суррогатная мама вообще не знает, для кого вынашивает ребенка – очевидно, что в этом случае она контактирует только с врачом.